August

И. К. * * * Девочка стояла на балконе 8-го этажа, рвала белые листочки писем и пускала обрывки по ветру. Узкие бумажные полоски, трепеща бабочками, завиваясь змейками, разлетались над городом. Ветер подхватывал их и нёс мимо домов, над крышами, кидал под ноги прохожим, развешивал на ветках деревьев, а то вдруг из какого-то немыслимого озорства выстреливал ими прямо в серое небо, и они долго кружились там маленькими парашютиками, сбивая с курса голубей и самолёты. Девочка этого не видела. Остановившимся взглядом она смотрела на окна дома напротив. Губы её шептали что-то, не слышное даже ей самой. Руки её продолжали двигаться, и ленточки бумаги с мелкими чёрными буковками всё летели и летели, а насмешник ветер вдруг складывал их произвольно, и тогда на прижавшихся друг к другу кусочках бумаги на миг проступали, словно вспыхивая, совсем иные, не прощальные слова: «…я…тебя…люблю…» * * * «Боже, какой смешной!» — думала она, вглядываясь сквозь толстое промытое стекло кафешки в нелепую фигурку на улице напротив, у подножия памятника. Мужчина расхаживал, прихрамывая и сутулясь, подставляя спину острому ноябрьскому ветру, иногда останавливался, запахивал плотнее серое пальто, стараясь не помять букет, что держал в левой руке, и не выронить журнал, который был в правой. Отсюда не было видно его лица, но она со своим богатым опытом усталой 40-летней женщины легко могла дорисовать остальное. Они познакомились в Интернете и больше года общались, привыкая друг к другу, а вчера наконец созвонились и целый час разговаривали, и его мягкий хрипловатый голос, произносивший умные, слегка ироничные фразы, задел в её душе какие-то удивительные струны, и она, сама не зная почему, согласилась на свидание, хотя после нескольких неудачных знакомств дала себе слово никогда больше этого не делать. И вот теперь она стояла, плюща нос о витринное стекло, время от времени неосознанно поглядывая на собственное ( всё ли в порядке? ) отражение, и нервно думала: «Ещё один прокол…Надо прекращать всё это к чёртовой матери!..Надо идти домой и больше никогда, никогда…Боже, какой смешной!» А он, стоя к ней спиной, но видя своим нечеловеческим взглядом не только её всю, от кончиков туфель до самых потаённых мыслей, но и весь город, и бесконечную Вселенную, и себя, и её в этой Вселенной, думал: «Ну что же ты медлишь? Ну, Боже…Ну, смешной…Но не все же Боги — Аполлоны!» * * * Кошка мчалась по улице, шарахаясь от ног прохожих, почти не видя их за багровым туманом боли, застилающим глаза, и только первобытный инстинкт — забиться подальше и умереть — всё гнал и гнал её по ледяным ноябрьским листьям. Она смутно помнила свой прыжок — поймать мелькнувший мимо балконных перил, трепещущий, словно бабочка, бумажный листочек, и отчаянные попытки за что-нибудь уцепиться, и смертельный полёт, и инстинктивную группировку мышц перед ударом о землю, и сам удар, от которого всё тело, казалось, провалилось внутрь себя. Мелькнуло тёмное пятно подвального окна, она поняла: «Здесь!», и метнулась, протискиваясь, и раскалёнными прутьями ткнуло в рёбра прикосновение к железной решётке. С пронзительным писком брызнули в стороны мелкие серые тени. «Мыши…» — краешком мысли отметила кошка, но даже соблазнительность добычи прошла стороной, отступила перед всё заполняющей, всё поглощающей болью. И ползком, ползком в тёмный тёплый угол, на мягкую кучу вонючей рухляди, легла, вытянув лапы в последней предсмертной дрожи, и уже угасающим сознанием подумала о своей короткой жизни отстранённо и холодно: «Это была седьмая…Ещё две, стало быть…» * * * Прихрамывая и сутулясь, Бог шёл по городу. Он шёл медленно, низко опустив глаза, что-то бормоча себе под нос по привычке, приобретённой в бесконечном одиночестве, и лишь изредка поднимал голову и бросал по сторонам пронзительно синий, стремительный, как взмах сабли, цепкий взгляд. Попавший под этот взгляд встречный прохожий остановился, будто налетев со всего маху на невидимую стенку, и простояв полминуты, помотал головой и двинулся дальше, оглядываясь. А Бог вдруг замер у неприметной серой многоэтажки, одной в ряду таких же серых подруг, коротко глянул куда-то вверх, щёлкнул пальцами, будто досадуя, и пошёл себе восвояси, бормоча и сутулясь пуще прежнего. «Здрасьте, тёть Люд!» — сказала девочка, настороженно глядя в открывшуюся дверь, поёжилась под немигающим взглядом и что-то поправила за пазухой. «А у меня Муська пропала, — как-то странно поздоровалась женщина. — Проходи.» «Найдётся…» — неуверенно сказала девочка, перешагивая порог. «Нет, не найдётся, — спокойно ответила женщина. — С ней что-то случилось, я чувствую. Что-то плохое.» Она повернулась и пошла на кухню. Девочка набрала в грудь воздуха и отчаянно, словно прыгнув в воду, выдохнула ей в спину: «А я вам котёночка принесла!» Женщина споткнулась, медленно поворачиваясь к ней, а девочка зачастила, заторопилась в округлённые удивлённо глаза: «Я хотела домой, а мама ругается, а он такой маленький!.. Пусть у вас поживёт, а? » И замолчала. «Пусть живёт, — согласилась наконец женщина. — Я его Муськой назову.» «Это котик…» — прошептала девочка. «Тогда будет Мусь. Хочешь чаю? Пошли.» И они сидели на кухне и пили чай, а котёнок Мусь лакал молоко, а потом, отчаянно карабкаясь, забрался по халату к новой хозяйке на колени, пригрелся и заснул, довольно урча, а ветер за окном, возвышая голос, всё пытался о чём-то рассказать и разочарованно отступал, не услышанный. И где-то далеко отсюда, по проспекту, прихрамывая и сутулясь, брёл прямо на закат немолодой мужчина в потрёпаном сером пальто. * * *

                     Инсайт

Идеальные условия моего существования —
тихо-тихо и ровно-ровно.
Это так, но никогда не знаешь заранее,
к чему приведёт очередная попытка
отбеливания тёмных пятен.
Но если ты входишь в изменённое состояние сознания —
ты адекватен только условно.
Тебе-то, конечно, там хорошо,
а всем окружающим кажется, что ты спятил.

Из множества женщин, которых я знал,
ты лучше остальных овладела приёмами
изменения моего многострадального сознания,
и теперь я уже и не знаю, где настоящая стенка,
а где — правдоподобно нарисованные кирпичи.
И это правда — именно тебе я обязан
своими последними взлётами, а также обломами.
И самое интересное, что тебя этому никто никогда не учил.

Наверное, это нелепо —
жить большую часть жизни в состоянии транса,
только во сне — иногда — становясь самим собой.
А ты — начеку.
Ты всегда просыпаешься первой и не оставляешь мне ни малейшего шанса.

И вот на придуманные тобой «деревья»
сыплется придуманный тобой «снег»,
и ты называешь это — «зима»,
и я просто обязан тебе поверить и достать из кладовки тёплые вещи.
И даже если на улице +39 —
ты заставляешь меня мёрзнуть, поскольку мёрзнешь сама,
и я бросаюсь отогреть твои пальцы и укрыть твои плечи.

Я даже не пытаюсь понять, в чём причина такой перемены погоды —
бури на Солнце или фазы Луны.
Я просто должен всё время быть рядом с тобой,
хотя, казалось бы…

Но если бы тысяча человек наблюдала всё это странное действо со стороны —
половина скончалась бы на месте
от острого приступа смеха.

А другая половина — от зависти.

                    Новый Франкенштейн

Мы остановим эксперимент только в случае смерти профессора,
или если этот раствор поменяет цвет на любой другой.

В нестройном чередовании сомнений и решений
проявляется нелинейная природа Времени,
проведённого с тобой.

Так молчать, как ты тогда молчала,
не могут даже скалы,
а людям такое вообще не да-
но я не просил тебя остановиться,
я знал — тебе нужно вымолчаться, т. е. выговориться,
а поскольку ты — ночная птица,
я на всякий случай прикрыл окно.

А потом маленькое слово скатилось с самой вершины —
и пожалуйста, получите — засыпанные дороги и покалеченные дома.
Но даже если бы мы постарались и всё обратно пришили,
то сотворили бы ещё одного Франкенштейна.
А мне это надо?
Я и так практически сошёл с ума.

И остаётся простое движение, чтобы сойти с него окончательно:
сделать шаг в сторону и посмотреть на всё это издалека.

И тогда, наверное, станет ясно,
что Время, проведённое с тобой, не прошло напрасно.

Может быть, мы даже друг друга любили.

Во всяком случае, я до сих пор помню,
какова на ощупь твоя рука.

Привет, земляне! Меня зовут Роман. Здесь со временем появится всё, что мне интересно — надеюсь, кое-что будет интересно и вам. Заходите в гости!

Кстати, чтоб не забыть: все тексты, размещённые здесь — моего изготовления, кроме, конечно, тех случаев, когда я кого-нибудь цитирую — но я вам об этом сразу скажу.